manams-cokol

Анатолий МАНАМС

(рассказы для школьников младший классов)

Белый сокол | Какое оно - море? | Первоклассник | Спаситель | Опоздание

Б Е Л Ы Й С О К О Л

Акимка впервые увидел с такой высоты свой поселок, вытянувшийся вдоль берега Шилки. Отсюда было не разглядеть дальней улицы под горами за черными, крытыми толью крышами изб, и выступ скалы скрывал новые постройки за устьем Кары. Но центральная улица была хорошо видна. В особенности ее солнечная сторона, вымощенная настилом из грубых досок поверх нетесанных лежней, впаявшихся в засохшую грязь.

Проезжую часть с глубокими колдобинами день напролет занимали визгливые чушки¹, валяясь в пыли посреди улицы. Под ярким солнцем пыль выглядела почти белой, и на ее фоне бревенчатые избы казались еще более черными. Старые, ушедшие углами в землю, они были срублены по единному образцу умелыми мастерами, клавшими бревна настолько плотно, что от выплеснутой на стену воды из ведра не проникало внутрь дома ни капли. От этих срубов веяло вековою древностью и той правечной тишиной, в которой дремала нехоженная сибирская тай² на горных отрогах в верховье Шилки.

Вода в реке по-летнему упала, хотя течение оставалось бурным. Особенно бурлило в излучине реки на каменистом перекате напротив выгона, где паслись козы и куда трижды в неделю садился допотопный пропеллерный самолет - "кукурузник". Именно туда стал наведываться Акимка в эту весну. Один, с книгой под мышкой, он уходил берегом вверх по реке к перекату и подолгу оставался там.

Идти приходилось далеко, в конец выгона, где река, огибая камешник³, круто сворачивала под высокую скалу. И каждый раз, придя к перекату, Акимка смотрел на бурлящий поток, прикидывая силу течения. Затем располагался на небольшом пятачке песка среди камней и читал книгу о ловчих птицах.

Над нагретыми камнями в знойном воздухе постоянно слышалось присутствие реки. Она шумела вдоль галечной косы, стремительно несясь под скалу, выходившую из воды почти отвесно на дальнем от Акимки берегу. Скала была огромная, и противоположный берег от этого казался близким. Вершину скалы венчала группа низкорослых сосен, чудом державшихся на отшибе. Спуститься оттуда к соколиному гнезду представлялось Акимке невозможным. Эту мысль он отбросил сразу, и за долгие часы, проведенные на берегу, решил, как осуществить задуманное. Даже припас кусок рыбачей сети и спрятал ее под приметным камнем.

Взобраться на скалу он задумал в тот день, когда услышал крик сокола и чуть позже заметил его силуэт на уступе над пропастью. Сокол был белый, только концы крыльев и кончик хвоста слегка охристые. Это был редкостный белый кречет - честник, по-ловчему, и Акимка восторженно думал о нем. Но даже в мыслях не прочил себе поймать взрослую птицу при помощи кутни⁴. Другое дело - взять гнездаря⁵, то бишь птенца, и вырастить из него ловчего сокола. И к этому Акимка старательно готовился.

В обмен на несколько шкурок черных белок он приобрел книгу о содержании ловчих птиц, и из нее узнал, когда нужно брать из гнезда и как выносить и вывабить челичу⁶. Он уже приготовил все необходимое: выкроил рукавицу из шкуры изюбря, чтобы предохранить руку от ёми⁷, изготовил обносцы⁸ из сыромятного ремня и сшил ващагу - сумку, куда кладётся вабило⁹. Теперь Акимку ничто не удерживало, кроме мысли сорваться со скалы и свернуть себе шею. Но он считал, что не это вынуждало его откладывать восхождение со дня на день; он не знал время появления птенцов у белого кречета и не мог точно определить их возраст.

Сегодня он пришел, как обычно, в три пополудни и сел с книгой на берегу. В горячем воздухе завис не умолкающий шум переката и сквозь него отчетливо слышалось, как бился ключ, звонко падая по распадку неподалеку от того места, где жили соколы. Там стоял береговой знак - полосатая красно-белая мачта с висящими на перекладине геометрическими фигурами, указывающими ширину и глубину переката. Но судоходных знаков Акимка не знал и мог лишь догадываться, как глубока здесь река и насколько коварны подводные камни под ее бурлящей поверхностью.

Время от времени к реке подходили на водопой домашние козы. Они ступали по камням очень изящно, словно обутые в туфельки на высоких каблуках, грациозно ставя ноги, как те киноактрисы в фильмах, что довелось Акимке видеть в поселковом клубе по воскресеньям, если случалось попасть на вечерний сеанс. Вот только оводы тут летали и сильно докучали козам у воды. И самое любопытное было то, что белые козы гораздо спокойнее пили и паслись, - они не так страдали от оводов, как черные. И если бы черные догадывались об этом, они бы, пожалуй, обиделись.

Акимка раскрыл книгу и начал читать об искусстве беркутчи¹⁰, время от времени поглядывая на скалу. После белых страниц скала выглядела совсем черной. Она была вся в тени.

Неожиданно раздался звонкий соколиный клик, и с неба стремительной белой тенью упал сокол. На черном фоне скалы четко обозначился летящий силуэт птицы, с острыми, чуть загнутыми назад крыльями, - ее ускоренный падением полет, и уступ, на котором кречет замер белый столбиком.

Тотчас с уступа скалы донеслись крики птенцов. Там находилось гнездо, и Акимка в который раз отметил ориентиры, по которым намеревался его найти, когда наступит пора взобраться на скалу. О том, что это время наступит, он думал отвлеченно, как думают в мечтах или во сне.

Сегодня птенцы кричали громче обычного. Возможно, Акимке так показалось, но обратив на это внимание, он уже не мог не думать об этом. Через некоторое время его ошеломила догадка, что время настало!

Едва он это осознал, как мысли вихрем закружились в голове, и сразу же возникло множество нерешенных вопросов. Оказывается, он не готов к восхождению на скалу, и в подтверждение этому напрашивалась масса отговорок. Но Акимка заставил себя разобраться во всем спокойно.

Суетливые мысли, вызванные неожиданностью решения, постепенно улеглись, и к нему возвратилась рассудительность. Он начал видеть все четко и обостренно, и долгим взглядом окинул скалу. Она вздымалась над водой отвесно, уходя круто в небо, а уступ, на котором находилось гнездо, навис карнизом над рекой. Глядя на него, Акимка впервые подумал, что добраться к нему вряд ли возможно, и долго и обстоятельно взвешивал, есть ли у него шанс на успех.

Он не торопился. У него не было той отчаянной решимости, что возникает от страха, и не было поспешности от боязни передумать. Он привык принимать любое решение без суеты, унаследовав это правило от предков, староверов, обосновавшихся некогда в этой глуши и покоривших этот дикий край своим угрюмым упорством. Для того они и пришли сюда с Украины вместе с Ермаком - пришли обживать свободные для поселения земли и при виде каждой речной долины подолгу решали по-украински обстоятельно: "Чи та уже земля, чи не та?" Так и возникло название столицы этого края, непонятное для россиян, - Чита.

Наконец Акимка оторвал взгляд от скалы и медленно поднялся на ноги. Он направился к камню, под которым прятал кусок рыбацкой сети. Обвязавшись ею, как поясом, он не спеша подался берегом реки навстречу стремительному течению.

Берега здешних рек усеивали камни-окатыши вперемешку с галькой, и Акимка внимательно следил за тем, куда ставил ноги. Один раз он остановился и оглянулся, прикидывая, куда снесет его быстрый поток, пустись он вплавь отсюда. Ему подумалось, что еще рано плыть, и он пошел дальше по камням, ощущая, как солнце жжет плечи.

Зайдя достаточно далеко, он ступил в воду. Она шумно забурлила вокруг ног, завиваясь в воронки, а едва достигла колен, Акимка почувствовал силу течения. Оно сбивало с его ног, так что еле удавалось удерживать равновесие в бурном потоке. Ступни скользили по окатанным камням, выскальзывающим из-под ног, и было слышно, как они, легко подхваченные течением, глухо стучат у дна, перекатываясь и ударяясь друг о друга. Удерживаться на ногах становилось все трудней и, когда у Акимки не стало сил противиться бурной реке, он лег на воду и поплыл.

Сразу стало легко и тихо. Акимка даже улыбнулся той легкости, с которой удерживался на плаву. Он глянул на ближний берег, стремительно проносящийся мимо него, и встревожился. Ничего конкретно он не предположил, но скорость, с какой несла его река, была устрашающая. Акимка попробовал плыть против течения, чтобы уменьшить скорость, и сразу услышал, как забурлила вокруг него вода. Он начал медленно продвигаться наискось к середине реки, но вскоре его тело начала сводить судорога от чрезмерного напряжения сил - ничтожно малых по сравнению с мощью потока. Тогда он перевернулся на спину и поплыл лицом вверх, доверив себя реке. И она быстро понесла его прямо под скалу, и грозная каменная громада начала надвигаться на него, загромождая собою небо.

С поверхности реки скала выглядела намного выше, а у ее подножья вода бугрилась и плескала крутыми волнами. Глядя на то место с берега, Акимка думал, что там мель. Сейчас он сообразил, что там подводные камни, и они поджидают его, громоздясь в черной глубине реки угловатыми валунами с острыми, режущими краями. Акимку несло прямо на них. Он ничего не мог поделать, лишь выставил ноги вперед как можно дальше, чтобы принять первый удар, хоть как-то предотвратить столкновение на такой жуткой скорости. Он напрягся всем телом в ожидании самого худшего, и несколькими мгновениями спустя, стремительное течение втянуло его в бурлящее пространство.

Акимка ощутил, как его потянуло вниз, он ушел под воду с головой, и в тот же миг сбоку ударила мощная струя воды. От этого удара его выставленные вперед ноги закинуло в сторону, что-то надавило на грудь, погружая на самое дно, и в обступившей темноте множество разнонаправленных ударов обрушилось на его распростертое в воде тело. Он инстинктивно сжался в комок, обхватил голову руками и на время потерял представление, что происходит.

Вдруг все стихло. Вода стала удивительно спокойная. Одним гребком Акимка всплыл на поверхность и сразу заметил перемену. Он машинально глянул вверх. Над ним, вздыбившись в небо, нависла скала. Она была огромная. Она все заслонила собой. И в ее тени было сумеречно и прохладно, как в погребе.

Какая же она высокая, - подумал Акимка, подплывая к скале.

Ее подножье отвесно сходило в воду. Лишь в одном месте возвышался из воды огромный валун, видимо, когда-то сорвавшийся со скалы. От валуна уходила вверх расщелина - крутая и узкая, как водосточный желоб. По нему и предполагал Акимка взбираться к соколиному гнезду.

Он подплыл к валуну и нашел место, где выйти на берег. Но когда встал на каменистое дно и поднялся из воды по пояс, его зашатало из стороны в сторону, и чтобы не упасть, он отступил назад в воду и присел, разведя руки вширь. Через некоторое время он снова предпринял попытку выйти на берег и вновь потерял равновесие. Только на этот раз успел ухватиться рукой за выступ валуна и, пошатываясь словно пьяный, взобрался на него и сел, обхватив руками согнутые в коленях ноги.

Он долго так сидел - спиной к скале, стараясь ни о чем не думать, лишь смотрел на воду, обтекавшую основание валуна. Он вел себя так, будто ему не было дела до скалы. Словно он и переплыл реку лишь затем, чтоб посидеть тут на холодном камне. Однако в действительности Акимка ожидал, когда пройдет слабость и возвратиться прежняя уверенность в себе. Он знал, что без уверенности не мыслимо что-либо совершить, и в ожидании готов был провести здесь хоть целый день.

Но вот Акимка поднялся, твердо встал на ноги и, повернувшись лицом к скале, взглянул на расщелину, почти отвесно уходящую вверх. Он внимательно осмотрел каждый ее метр, лишь после этого подошел вплотную к скале. С этой минуты он больше не думал о том, что сможет, а чего не сможет сделать. Все его мысли были заняты восхождением. Оно требовало напряжения всех его сил, поскольку никогда в жизни ему не доводилось взбираться так круто, - разве что на дерево, ну, так там никогда не было так высоко. А главное - было за что ухватиться. Здесь же держаться практически было не за что. Он только прижимался телом к скале, рискуя в любой момент опрокинуться навзничь. И распластавшись вдоль нее как ящерица, он цепко держался за камни, царапая тело об их шершавую поверхность.

Акимка взбирался без суетливости, без остановок и без оглядки. Порой у него возникало желание представить все сном, чтобы иметь возможность проснуться в безопасности, настолько безвыходным казалось порой его положение. Но всякий раз отыскивался уступ, до которого удавалось дотянуться рукой, или попадалась щербина в камне, куда могла втиснуться нога.

Так метр за метром он поднимался все выше по расщелине, и наверху она оказалась такая узкая и крутая, что на отдельных участках приходилось двигаться вертикально, упираясь разведенными руками в каменные стены по обе стороны от себя. В такие минуты Акимке чудилось, что он взбирается по каменному колодцу.

Справа от себя он постоянно видел то место, где находилось соколиное гнездо. Там выступал карниз, нависая над рекой, как башня с обрывистыми стенами в несколько сотен метров высотой. Подступ к гнезду был возможен только по этому карнизу и, глядя на него с дальнего берега, Акимка предполагал, что путь по нему будет относительно безопасен. На самом же деле карниз оказался невероятно узок. На нем едва можно было уместиться, чтоб сесть.

Взобравшись на карниз, Акимка впервые за время подъема смог передохнуть. Он сел, прижавшись спиной к шероховатому камню и уперевшись правой рукой в боковой выступ скалы. Было настолько тесно, что некуда было поместить ноги, - они так и свисали над пропастью, умопомрачительной глубины.

С интересом Акимка посматривал вниз. Ему еще не доводилось видеть землю с такой невероятной высоты. И он долго осматривал свой поселок, названный Усть-Кара - обычное для здешних мест название селения по устью реки.

Сверху было видно, как поселок вытянулся вдоль Шилки. Дальней улицы нельзя было разглядеть за крышами изб, и выступ скалы закрывал новые постройки за устьем Кары. Но свой дом и улицу от реки, Акимка видел хорошо. В ярком солнечном свете она выделялась среди черных изб широкой светлой полосой.

Так вот как выглядит их мир, - подумал Акимка о соколах. До сих пор высота представала перед ним в ее привычном представлении - снизу вверх, теперь он увидел все сверху, и зрелище было грандиозное. Земля находилась глубоко внизу и там, прямо под его ногами, Шилка выглядела ручьем в широкой долине, пролегшей меж горами. Среди галечника на берегу реки Акимка отыскал взглядом белеющий пятачок песка, где лежали его одежда и книга. Книгу с этой высоты он не увидел.

Потом он осмотрел уходящий влево узкий карниз, нависший над рекой.

Если я сорвусь, то упаду в воду, - сказал он себе и лег на карниз, лицом к скале.

Карниз был настолько узок, что пришлось выставить руки перед собой и ползти боком, прижимаясь грудью к бугристой поверхности камня. Акимка заставлял себя не смотреть вниз. Оттуда веяло холодом и тишиной. Необыкновенной тишиной - потусторонней. Даже шума реки не было слышно здесь.

Сюда, в царство белого сокола, не проникали земные звуки. Покой господствовал на этой головокружительной высоте. Акимке неожиданно подумалось, что все происходящее с ним уже происходило когда-то, и он уже чувствовал эту тошнотворную тишину и этот жуткий покой, только тогда все казалось не так зловеще. Возможно, это было во сне?

Ну, конечно, во сне, - подумал Акимка и вдруг потерял равновесие от неосторожного движения.

Он ощутил, как его грудь отделилась от камня, и в следующее мгновенье ему показалось, что он уже падает спиной вниз, настолько невесомо вдруг стало его тело. Внутри у него все похолодело. Он перестал дышать и впился пальцами в каменную стену перед собой, приник к ней лицом, стараясь прижаться плотнее насколько возможно. Минута, проведенная в невесомом положении, представилась Акимке вечностью...

Но вот ему удалось чуть повернуться и прижаться грудью к каменной стене. Ощутив это прикосновение, он с облегчением вздохнул и в тот же миг с осознаваемым ужасом почувствовал, что снова отрывается от скалы. Его отталкивало движение груди при вздохе, и поняв это, он больше не позволял себе глубоко дышать.

Он неожиданно ясно осознал, что раньше спал - спал всю свою жизнь и только сейчас проснулся на этом коварном карнизе. Только здесь он начал осязать каждую частицу своего тела и с удивлением отметил, какие у него ладные ноги и руки и как они послушны ему, как старательно обхватывают поверхность холодного камня.

Напряженное состояние от шаткого равновесия становилось все более утомляющим. Оно не ослабевало ни на минуту, и остановившись передохнуть, Акимка чувствовал, что устает все больше. И он двинулся дальше, чтоб не лишиться сил от бездействия. Его сознание уже само, помимо его воли, контролировало каждое движение тела.

Так он обогнул выступающую часть башни, заполз за выступ и увидел гнездо с двумя оперившимися птенцами. Он надеялся, что возле гнезда будет ниша, где удастся передохнуть или хотя бы развернуться. Но там не было места для него, лишь два птенца умещались на небольшом уступе. И тут до сознания Акимки дошло, что самое трудное еще предстоит. Он должен будет возвращаться тем же путем, но вслепую - вперед ногами, ничего не видя на обратном пути.

Отчаиваться было поздно. И он протянул к гнезду дрожащую руку, взял птенца сверху - со стороны спины, покрытой серым пухом, и тотчас двинулся обратно из страха потерять остатки сил.

Птенец не бился. Он бесстрашно смотрел на человека, похитившего его из гнезда. Но Акимка все равно ему говорил успокоительные слова, стараясь уверить не столько птенца, сколько самого себя, что ничего страшного не случится. Держа птенца в вытянутой руке, он медленно продвигался назад, ощупывая босыми ногами узкое пространство карниза. Он вспоминал каждый выступ, каждую впадину в скале, восстанавливая в памяти продвижение к гнезду, чтобы безошибочно повторить весь пройденный путь в обратной последовательности. У него не было права на ошибку.

Он потерял счет времени, потраченный на обратный путь, и когда достиг того места на карнизе, где снова смог сесть, его едва не стошнило от перенапряжения. Он весь покрылся испариной; в теле появилась нервная дрожь; толчки сердца отдавались в висках гулкими ударами. Впервые за все это время он ощутил холод и задрожал.

Когда он взглянул вниз, ему показалось, что там стало круче с тех пор, как он взобрался сюда. Вода в реке темнела узкой лентой далеко внизу. На такой высоте было трудно поверить, что Шилку нельзя перепрыгнуть как простой ручей.

Потом он осмотрел птенца со всех сторон и погладил. Затем обмотал его сетью и водрузил себе на голову, связав концы сети на затылке. Подвигав головой из стороны в сторону, он проверил, крепко ли держится ноша на голове, внимательно осмотрел выступ, за который должен был ухватиться руками при спуске, и мысленно сказал: “С Богом”.

И начал спуск.

Он спускался лицом к скале и уже ничего не видел, кроме щербатой красновато-бурой поверхности каменной стены впритык к своему лицу. Ему помнилось каждое движение неторопливого подъема и теперь, при спуске, не возникало особых трудностей. От него требовалось лишь держаться как можно ближе к скале, чтобы сила земного притяжения не отделила его от скалы и не увлекла в пропасть.

Акимка спускался без остановок, стараясь поскорей избавиться от странного ощущения нереальности происходящего, которое начало неотступно преследовать его. Ему казалось, будто он уже находится на берегу реки среди галечника и просто вспоминает, как спускался по скале. Он испытывал искушение шагнуть как по ровному - по земле.

Странное это было состояние - раздвоенности сознания. И несколько раз Акимка останавливался, смотрел под ноги вниз, чтобы убедиться, что он еще здесь, на скале, а земля далеко внизу...

Наконец, он оказался возле валуна у подножья скалы, где отдыхал перед подъемом, и как тогда он обернулся - лицом к скале, и глянул вверх на преодоленный путь. От этого движения птенец забился в сетке, и Акимка успокоил его, положив руки на голову.

Боится упасть, - подумал он о птенце. И, держа голову по возможности ровно, вошел в воду.

Река подхватила его и легко понесла в своем течении. Эта легкость освобождения от тяготения земли представилась ему блаженством. Лежа на воде, он скользил вдоль подножья скалы с упоением птицы в полете.

Неожиданно стало светло. Это скала выпустила его из объятий своей холодной тени, и вскоре течение само вынесло его к противоположному берегу. Акимка почувствовал ногами дно и, балансируя на скользких камнях, снял ношу с головы. А придя на свое место, он положил птенца вместе с сетью на свою одежду.

Птенец вел себя важно, изредка моргал, следя большими глазами за движениями человека. Акимка протянул к нему руку и тут заметил, что рука испачкана в бурый цвет. То же сталось и с другой рукой. И на груди скала оставила свой отпечаток красно-бурыми полосами.

Пришлось возвратиться к реке и там, стоя по колена в воде, он вымыл сначала руки, а затем, обмывая грудь, почувствовал боль, - ее исполосовали закровившиеся царапины. Акимка осторожно обмывал их в теплой воде, когда до его слуха долетели звонкие крики сокола, и в тот же миг он увидел его - белого кречета на уступе скалы, у гнезда.

Минуту спустя сокол бесстрашно бросился с отвесной кручи и камнем понесся вниз, полураскрыв крылья. Набрав сумасшедшую скорость, он изменил направление полета и устремился ввысь. Акимка смотрел ему вслед, запрокинув голову, и солнце слепило глаза, и, наверное, от этого набегали слезы.

А белый сокол уходил в небо, и его полет был стремительный и неуследимый вдали.

1972г. Шилка, Усть-Кара.

--------------------

Примечания:

¹Чушка - сибирское название свиньи.

² Тай - сибирское название тайги.

³ Камешник - каменная россыпь.

⁴Кутня - сеть для поимки ловчей птицы; устанавливается на подпорках, над клеткой с птицей-приманкой.

⁵ Гнездарь - ловчая птица из гнезда (дикарь - пойманная уже взрослой).

⁶ Челича - молодой самец ловчей птицы (выносить - приучить ловчую птицу к руке; вывабить - приучить ловчую птицу к вабилу).

⁷ Ёмь - лапа сокола (еми - когти на лапе ловчей птицы).

⁸Обносцы - путы ловчей птицы для привязи к насесту.

⁹Вабило - связанные крылья для приманывания ловчей птицы.

¹⁰ Беркутчи - охотник с беркутом.

* * *

К А К О Е О Н О - М О Р Е ?

Легковой автомобиль добрался до побережья ночью и остановился у края обрыва, на жёсткой, вытоптанной траве. В обрыве находилось море, но посмотреть на него не удалось. Тишку не пустили в столь поздний час, как маленького, и моря он так и не увидел.

Расстроенный этим, он долго ждал, пока взрослые ставили палатку, ужинали и укладывались спасть. Его, конечно, тоже уложили, но как ему было уснуть? Он приехал к морю впервые и даже не мог представить - какое оно?

Уже в палатке, после того как родители уснули, Тишка услышал море. Оно мягко пошумывало в темноте совсем близко, и его размеренный, то нарастающий, то стихающий шум напоминал дыхание спящего. Мальчик приник ухом к брезенту и слушал, как спит море.

Потом он лег на спину, устроился поудобней и приготовился ждать рассвет. Он выспался в машине пока ехали, а в пути они были целый день и почти всю ночь, так что до рассвета осталось немного ждать. Но и это время тянулось медленно, как в очереди за мороженым. Устав от ожидания, Тишка решился покинуть палатку ещё в темноте.

Луны не было. То ли она не взошла, то ли уже спряталась, мальчик не знал, но над обрывом она не светила. Только звёзды сверкали с высоты. И Тишка постоял под звёздами, придерживаясь рукой за оттяжку палатку и вглядываясь в темноту. В ней можно было различить землю и её край, где она обрывалась в чёрную пустоту. Мальчик боялся подходить к тому месту; даже смотреть туда было страшно.

Он побродил возле палатки, возле машины, возле сложенных в кучу вещей, накрытых брезентом. Всё это время море напоминало о себе тихим вздыханием. И хотя мальчик его никогда не видел, но уже начал представлять себе.

Откуда-то прибежала собака и, чтобы быть одного с нею роста, Тишка присел на корточки и стал расспрашивать о море. Собака не отвечала, и тогда он попросил её хотя бы показать спуск к воде. А когда собака побежала вдоль обрыва, помахивая хвостом, он пошёл следом. Ему хотелось увидеть море вблизи, и чем дальше он шёл, тем меньше робости оставалось в нём. Его радовало, что все спят и не скоро кинуться его искать. Он радовался и тому, что увидит море первый.

Впотьмах собака потерялась, и Тишка остался один. Но тут ему попалась тропинка, ведущая вниз по обрыву, и он осторожно спустился по ней на берег и в темноте увидел начало моря. Оно лежало перед ним огромное, чёрное и уже не вздыхало.

Уснуло, - подумал мальчик и ступил в воду.

Через несколько шагов он оглянулся, постоял в рассветной мгле под меркнущими звёздами. Он передумал идти дальше и, окунув в воду палец, попробовал море на вкус.

Затем он вышёл на берег и начал дожидаться восхода солнца. И по мере того, как светало, море открывалось перед ним все шире, все необозримее. Ему не доводилось видеть так много воды, которая никуда не текла, а просто лежала - спокойная, тихая, гладкая, чуть посветлевшая у горизонта.

С восходом солнца вода стала прозрачная, как тонкий лёд, сквозь который всё видно. И взгляду открывалось дно, уходящее в глубину и сплошь усеянное камнями. Поодаль темной полосой темнели на воде водоросли. Их принесло к берегу прибоем или наоборот, отнесло от берега, и там, переплетясь в зелёную густую массу, они плавали, точно морской дракон отдыхал на воде, выгревая на солнышке свою зелёную спину.

Поглядывая на него, Тишка гулял по берегу, который вился узкой полосой под обрывом. Он не боялся потеряться: слева от него было море, справа - скала, а перед ним по галечному пляжу расхаживали чайки. Они были белые, с сизыми крыльями, и неуклюже переваливались с боку на бок при ходьбе, точь-в-точь как утки. Зато, сидя на воде, чайки становились похожи на бумажные кораблики, которые умеют взлетать, - только от воды они отрывались тяжело, с разбегом, часто-часто наступая ногами на воду.

Посветлу мальчик забрёл в воду уже смелее. Вода оказалась теплее, чем сырой берег, даже захотелось поплескаться в ней. И зайдя в море по пояс, он вдруг увидел свои ноги, смешно укороченные в воде. Тишка засмеялся и весело взглянул по сторонам - кому бы показать, и тут неожиданно заметил, как из воды всплывает большая серая спина со стоячим плавником.

Спина была широкая, гладкая и мокро поблескивала на солнце вместе с высоко поднятым плавником. Никогда в жизни Тишка не видел таких большущих спин в воде с такими высоченными плавниками.

Наверное, это не рыба, - подумал он. - Наверное, это акула.

И ноги сами собой начали отступать назад. Мальчик попятился к берегу, не сводя глаз с "акулы".

Её плавник сперва появился возле плавающих водорослей и там нырнул, затем показался снова, уже ближе к берегу, - высокий плавник, серповидно отогнутый назад, с глубоким вырезом сзади и тонко заостренный на конце, отчего казался изогнут ещё круче. Он окунался в воду, как поплавок, и тотчас выныривал, и вслед за ним из воды всплывала серая спина, тугая на вид и упругая.

Тишка был уже на берегу, но отступал всё дальше, опасаясь, как бы эта "спина" не вышла из моря на сушу. Поди, знай, что у неё на уме. Ведь она не просто себе плавала в море, она с разгону наплывала на берег и вытолкнула перед собой шумящую волну. И тогда стала видна не только спина, но и голова с большим утиным носом, и белое гладкое брюхо.

Похоже, это была не акула, а какое-то неизвестное Тишке морское существо. Оно замерло на мгновенье, лёжа на гальке, и мальчик услышал странные звуки, напоминающие птичий щебет.
Незнакомое существо разговаривало!..
Может быть даже оно обращалось к Тишке на своём языке, хотело ему что-то сказать. Но в это время выкатившаяся на берег волна начала откатываться в море, и вместе с нею говорящая рыба сошла своим двухметровым телом на глубокое. В прозрачной воде было видно, какая она красивая, и как погружается всё глубже в море, и тает там, в зеленоватой глубине.

Некоторое время Тишка смотрел на опустевшую поверхность моря, потом стал ходить по берегу и собирать медуз. Их выбросило волнами, очевидно во время шторма, и они лежали на камнях бесформенными желейными комками и холодили ноги, если случайно наступишь. Многих из них мальчик бросил обратно в море.

Взобравшись по тропинке на кручу, он увидел невдалеке машину, палатку и маму у раскладного столика. Из-под машины выглядывали папины ноги, и Тишка подходил к ним с опаской, поглядывая искоса, и украдкой бросая взгляд на маму. Он опасался, что его будут ругать за самовольную прогулку к морю. Он не знал, что его было видно с верха кручи всё время, пока он гулял по берегу бухты.
- Где это ты был? - спросила мама с улыбкой.
- Море смотрел.
- И что ты видел?
Тишка пожал плечами, не зная как рассказать.
Мама смотрела на него, улыбаясь:
- Дельфинов видел? - расспрашивала она и, путая дельфинов с катранами, похвасталась: - А мы с папой видели. Их тут с десяток проплыло возле берега. У всех спины чёрные и плавники загнутые, как у акул.
- Мой дельфин был один, - сказал мальчик. - И он был серый.
- Что же он делал, твой одинокий дельфин? - подшучивала мама.
- Ничего не делал. Он только подплыл к берегу и что-то говорил.
- Может быть, он с тобой разговаривал?
- Может быть, - тихо согласился мальчик. Он понимал, что ему не верят.
- Сочиняешь ты всё, - не поверил папа, вылезая из-под машины. - Лучше скажи - почему ушёл без спросу?
- Я море смотрел.
- А здесь что? - он указал в сторону обрыва.
Тишка подошёл к краю обрыва и посмотрел вниз. Там начинался песчаный пляж по дачному побережью, и там, среди разбросанных по всему берегу пустых кульков и скомканных бумаг деловито шныряли чайки, подбирая объедки. Какая-то женщина в халате, присев на корточки в мелкой воде, мыла грязную посуду, и во всё стороны от неё расходилось по морю большое жирное пятно.
- Ну что? - спросила мама, кладя руку на голову сына. - Море всюду одинаковое. Видишь?
- Вижу, - тихо ответил Тишка. - Но ты не видела, какое оно было там...

* * *

П Е Р В О К Л А С С Н И К

Первокласснику Сашке купили курточку - красивую, оранжевую, со множеством замочков. Мама разрешила носить её только в школу, и Сашка едва дождался утра. А по дороге к школе настроение у него было как на параде, когда он сидел у папы на плечах и размахивал флажком с надутыми шариками.
Возле школы его встретили одноклассницы и сразу заметили обновку:
- Какой ты нарядный.
- Какая у тебя курточка.
- Ну-ка покажись.
Сашка показался спереди и сзади, даже подвигал замочками молний на кармашках.
Девочки переглянулись: - Ну и ну.
Уже на ступеньках школьного крыльца их догнал Стёпик с задней парты.
- Ух ты, какая куртяга! - лихо отметил он. Похватал Сашку за мягкие рукава, за дутые плечи и поинтересовался: - Чья?
- Моя, - признался Сашка.
- Вижу, что не соседская. Чья фирма, спрашиваю?
- Фирма? - Сашка подумал. - Не знаю даже. Не спросил.
- Дай посмотрю. - Стёпик зашёл сзади, отвернул ворот, что-то там почитал и совсем другим голосом сказал: - Штатная.
- Штатная? - повторил Сашка, не зная, гордиться этим или нет.
- Делаешь вид, что не знал. Дурачком прикидываешься, хлястик американский.
- Ты что? - опешил Сашка. - Это же я! Я тебе вчера значок подарил.
- Значком не купишь. Я не такой продажный, как ты. А ну, пошёл отсюда, американец несчастный! - прикрикнул Стёпик.
Настроение у Сашки сразу испортилось, и хотя он оставил курточку в гардеробе и вошёл в класс как всегда, в наглаженной форме с белым воротничком, - его всё равно не признали за своего. Стёпик всё разболтал.
- Сашка-америкашка, - слышалось со всех сторон. И Сашка едва сдерживался, чтоб не расплакаться при девочках.
После уроков он не пошёл гулять во двор. Он сидел дома и ждал маму. А когда дождался, первым делом спросил:
- Кто такие американцы?
- Люди, которые живут в Америке. Преимущественно так называют себя живущие в Штатах.
- А что такое "штаты"?
- Страна. Соединенные Штаты Америки.
- А те, кто там живут, хорошие или плохие?
- Люди, как люди. Не понимаю, что ты имеешь в виду?
Сашка подумал и задал более конкретный вопрос:
- Чем они от нас отличаются?
- Если ты имеешь в виду тех, кто живёт в Штатах, так там много богатых людей. Их называются миллионерами или ещё бизнесменами.
- Отчего?
- Что "отчего"? - не поняла мама.
- Отчего там много богатых?
- Оттого, что там делают такие вот славные курточки, как у тебя. А почему ты об это спрашиваешь?
- В школе меня начали дразнить “америкашкой”.
- Будь умным, не обращай внимания.
Сашка поразмышлял над этим, стоя возле окна и глядя во двор. Потом обратился к маме:
- Можно мне погулять в курточке во дворе?
- Только аккуратно, - согласилась мама и выпроводила Сашку во двор.
Во дворе оранжевая курточка привлекла всеобщее внимание. Вначале это насторожило Сашку, но никто не спрашивал про злополучную фирму и всё шло хорошо, пока не появился Стёпик. Он сразу закричал:
- Сашка-америкашка.
И обида началась сначала.
В родном дворе Сашка не мог стерпеть издевательства и с кулаками ринулся на обидчика. Но уже со всех сторон кричали "Сашка-америкашка", и он понял, что со всеми не передерёшься.
Расстроенный, он убежал за угол дома, и там повстречал папу, возвращавшегося с работы.
- Что ты здесь делаешь? - спросил он. - Почему не гуляешь со всеми во дворе?
- Я тебя жду, - ответил Сашка и попросил: - Напиши мне, как будет "америка" по буквам.
Он подал папе палочку и разгладил землю ботинком:
- Вот тут напиши.
Пока папа писал, Сашка расспрашивал о бизнесменах - хорошие они или плохие?
- Смотря на чём делать бизнес? - отвечал папа.
- А миллионеры на чём делают?
- На разном. Есть и такие, кто делают оружие и продают воюющим странам.
- Зачем?
- Чтобы разбогатеть.
- Да нет, я спрашиваю, зачем делать оружие - чтобы людей убивать?
- Об этом тебе ещё рано думать. Пока учись читать и писать. Сможешь прочесть, что я написал?
Сашка прочёл по слогам: "А-ме-ри-ка". И стёр написанное.
- Не это, - сказал он. - Напиши страну, где живут бизнесмены.
- Соединенные Штаты?
- Ага.
Папа написал и, уходя домой, предупредил: - Долго не гуляй, пора ужинать.
- Я скоро буду, - пообещал Сашка. И едва папа ушёл, сбросил курточку и сверил буквы на ярлыке подкладки с теми, что были написаны на земле.
Буквы совпали...
И тут Сашка понял, что его так и будут дразнить "америкашкой", пока эту курточку не сносить. Тогда он бросил её на землю и начал топтать ногами, приговаривая:
- Вот тебе, вот тебе.
Оранжевая курточка лежала потоптанная, испачканная, но целёхонькая; ей явно было этого мало. Тогда Сашка подхватил её и побежал к костру, где дворник жёг сухие листья. Нацепив курточку на конец палки, он сунул её в разгар огня. И она вспыхнула ярко, как факел, в поднятой руке. А когда подбежал дворник и затоптал пламя, она уже почти вся сгорела.
Дворник повёл Сашку домой, держа за руку, чтобы не убежал.
- Вот полюбуйтесь, - показал он родителям то, что осталось от курточки.
Мама всплеснула руками и, отвернувшись к окну, заплакала.
Дворник не уходил. Переступая с ноги на ногу, он топтался на пороге; ему хотелось поглядеть, как будут наказывать Сашку.
Папа взял у дворника остатки курточки и сказал - спасибо. Он подождал, пока дворник ушёл, тогда закрыл дверь и обратился к Сашке:
- Зачем ты это сделал?
Сашка молча рассматривал папины комнатные тапочки.
- Я спрашиваю, зачем ты это сделал? - строго повторил папа.
Тогда Сашка поднял взгляд и ответил:
- Мне ничего ненашего не надо. Я курточку свою хочу носить.

* * *

С П А С И Т Е Л Ь

У сельской водокачки на краю села поили в жаркий полдень лошадей. Вода стекала по трем желобам, поставленным наклонно в длинный ряд с таким расчётом, чтобы из верхнего переливалось в нижний. А дальше, из самого низкого, последнего желоба, вода лилась просто на землю - на старое тополевое полено, подложенное в месте слива, чтоб не образовалось глубокой вымоины.

Лошади подходили к водопою табуном, и пили долго, с перерывами, с громкими фырканьями. Они толпились у первого, самого высокого жёлоба, словно понимая, что в нем самая чистая вода. Со второго жёлоба им было тоже удобно пить, но к нему шли только отставшие. А к третьему - лошади не хотели подходить; из него пили только жеребята.

От проточной воды исходила благодатная в знойный день прохлада, от которой не хотелось уходить. То одна, то другая лошадь поднимала голову и с мокрых губ капала в жёлоб вода. И уже напившись, они продолжали стоять, встряхивая головами и подрагивая кожей, чтоб отогнать снующих оводов, особенно назойливых у воды.

Лошади вели себя мирно и позволяли похлопать рукой по теплой мускулистой шеё, погладить по мягкому, бархатистому носу, едва умещавшемуся в ладонь; даже косички на гриве можно было плести. Но если попытаться заплетать им челки, они трясли головами.

Потом табун уходил на пастбище, дробно стуча копытами по гулкой, иссушенной солнцем земле, и возле водокачки воцарялась знойная тишина. Слышался только мерный скрип ветряного колеса высоко в небе на конической вышке, да шелест его цинковых лопастей. Кружась, они поблескивали на солнце, похожие издали на лепестки огромного белого подсолнуха.

Возле вышки выстроен круглый бетонный бункер, в котором намеревались хранить запасы воды, чтоб ветряное колесо не крутилось впустую. Но вышло так, что бункер остался не у дел, как и водомерный уровень, свисающий из-под куполообразной жестяной крыши.

О том, что в бункере нет воды, Андрейка узнал случайно, когда во время обеденного водопоя до его слуха долетело приглушенное мяуканье. В недоумении он поехал верхом на смирной чалой лошадке и долго петлял среди строений водокачки не в силах определить, откуда раздается этот плачущий голос. Тогда он и нашёл проём в стене бункера у самой земли и, спешившись, заглянул вниз.

В темноте, совсем чёрной после яркого солнечного света, ничего нельзя было разглядеть. Но именно оттуда, из темноты, слышался отчаянный плачь котёнка. Лишь пообвыкнув, Андрейка увидел, как глубоко в землю уходит круглое пространство бункера, и со дна этой бетонной ямы взывал о помощи мяукающий затворник.

- Не плакай. Сейчас вызволю,- утешил он котёнка. И пустил чалую попастись, а сам вытащил засовную жердь из пустого лошадиного загона неподалёку и опустил её на дно бетонной западни. Но жердь оказалась коротка, да и котёнок был слишком маленький, несмышлёный. Он не понимал, что нужно влезть наверх по жерди, и сидел на дне ямы, сжавшись в комочек, испугано глядя вверх.

Тогда Андрейка решил спуститься к нему - поставил жердь наклонно к стене и, держась руками за края проёма, опустил ноги вниз, встал на верхний конец жерди, а она возьми и скользни по гладкому полу. Так что Андрейка и понять ничего не успел, как мигом оказался на бетонном дне.

Сперва он не придал этому значения, потер ушибленную ногу, потом погладил рыжего котёнка и, усадив на конец жерди, поднял к слепящему светом проёму. Котёнок отважился перейти на порог проёма, уселся там и, глядя вниз на своего спасителя, залился ещё болеё жалобным мяуканьем.

- Не волнуйся,- успокоил его Андрейка.- Я выберусь. Я ведь не ты.

Он имел в виду, что ему понятно, как надо взбираться по наклонной жерди. Но только она не хотела стоять на гладком полу - скользила, и после нескольких неудачных попыток выбраться, он сообразил, что попал в ловушку. Всё это время рыжий котёнок сидел на месте и смотрел вниз. Он не покидал своего спасителя.

Андрейка садился на холодный пол, обхватывал руками колени и угрюмо смотрел перед собой в сырой и затхлый полумрак. Потом принимался ходить по кругу, поглядывая вверх на мяукающего котёнка. Как он попал в яму, Андрейка так и не узнал, а кроме него там находились толстые жабы с бугристой серой кожей в зелёных прожилках. Они шевелились по краям бункера, напрыгивали на бетонные стены. Но жабы не жаловались, и он не стал их спасать.

Нашли его, когда табун покинул водопой, и чалая лошадка возвратилась осёдланная, но без седока.

- Я не понял, куда он делся,- рассказывал впоследствии табунщик.- Пропал подпасок, как сквозь землю провалился. Потом слышу - мяучит. И всё на одном месте. Дай, думаю, погляжу. Смотрю - сидит ушастик возле бункера, как пришитый, и ни с места. Кабы не он, куковал бы Андрейка до утра в своей яме. Благодаря своему рыжему спасителю его и нашли.

* * *

О П О З Д А Н И Е

Во втором классе у Павлика появился недостаток: он начал опаздывать в школу в конце первой четверти. И чем дальше, тем продолжительнее.
- Что происходит? - выговаривала ему мама, расписываясь в дневнике. - Почему ты опаздываешь?
Павлик молчал.
Тогда мама пожаловалась папе:
- Классный руководитель вызывает нас в школу. Сходи, разберись в чём дело, а то от него ничего не добьёшься.
И на другой день папа повёл сына в школу. Они отправились пешком, хотя можно было сократить время на автобусе.
- Ты ходишь пешком? - поинтересовался папа.
- Пешком,- подтвердил Павлик.
- Сколько времени идти до школы?
- Двадцать минут.
- Что ж ты опаздываешь?
Павлик поморщился и кисло ответил:
- Не зна-аю.
- А ты всегда ходишь этой дорогой?
- Когда как.
- Стало быть, ты ходишь иначе?
Павлик промолчал, но папа допытывался:
- Так да или нет?
- Я же говорю: когда как.
- А как иначе?
- Пошли, если хочешь.
Они свернули в переулок и через проходной двор вышли к большому саду. Вдоль него в траве вилась тропинка, и они направились по ней. После шумной городской улицы здесь было непривычно тихо. В утренней тишине звонко подавали голоса синицы, словно тикали живые будильники, а на усохших стеблях репейника мелодично и громко перекликались ярко раскрашенные, как картинки, щеглы.
- Ты ходишь этой дорогой, чтобы посмотреть на птичек? - высказал догадку папа.
- Это не птички. Это щеглы.
- Так вот почему ты опаздываешь.
- Отсюда до школы даже ближе,- возразил Павлик, показывая рукой на школу: - Вон она, на холме.
Папа посмотрел на школу, потом на часы.
- Посмотрим, посмотрим,- сказал он.
И они пошли вдоль фруктового сада, слушая птичьи голоса. Тогда Павлик и предложил папе посмотреть что-то интересное:
- Хочешь, я покажу тебе такое, чего ты ещё не видел?
- А это отнимет много времени? - насторожился папа.
- Это по пути.
- Хорошо,- согласился папа.- Только побыстрее. Куда надо идти?
- Никуда. Я же говорю: это по пути.
Действительно они никуда не свернули и вскоре вышли к холму, на котором стояла школа. Взойдя на середину холма, Павлик остановился.
- Пришли,- сказал он.
- Куда пришли?
- Ты же хотел увидеть,- напомнил Павлик.
- А что тут смотреть?
Перед ними находился яблоневый сад. С высоты холма было видно какой он большой, и как тянется к горизонту, до видневшейся вдалеке берёзовой рощи.
- Что тут смотреть? - повторил папа свой вопрос.
- Подожди.
- Что подождать?
- Ты же хотел увидеть.- Павлик посмотрел в сторону далёкой рощи.- Уже скоро.
- Что скоро?
- Сейчас увидишь.
Они подождали минут пять, и у папы кончилось терпение.
- Долго мы будем здесь стоять? Ты что - издеваешься, что ли?
- Сейчас, ещё чуточку,- упрашивал Павлик.- Уже скоро.
Прошло еще пять минут, и он спросил взволнованным шёпотом:
- Видишь?
- Что?
- Смотри вон туда.- Павлик указал в сторону берёзовой рощи.- Неужели не видишь?
- Нет,- обескуражено ответил папа.
- Я меньше тебя и то вижу,- пристыдил его Павлик.- Ну вон же, над лесом.
- Что над лесом? Солнце?
- Ну да.- Павлик кивнул.- Я всегда его здесь встречаю.
- Теперь понятно, почему ты опаздываешь.
- Я не опаздываю,- возразил Павлик.- Это оно опаздывает. А я прихожу вовремя.

Сайт создан в системе uCoz