Одна из пешек в белой свите шахматного короля пожелала стать королевой. Нельзя сказать, чтобы этого не хотели другие пешки, но они хотели и только. А королевская пешка желала этого безумно.
    Когда фигуры еще стояли на исходной позиции в ожидании предстоящего сражения, взбалмошная особа возомнила о себе как об избраннице судьбы.
    – Королевой по праву должна быть я,– заявила она подругам.– Я стою впереди короля, я прикрываю его своей грудью.
    Она самовлюбленно посматривала на свое отражение в белой клеточке, где оказалась по воле случая, и восторженно поглядывала по сторонам, подавая двусмысленные намеки белому офицеру и королевскому коню. Черного офицера и коня на ферзевом фланге она не удостаивала вниманием: во-первых, они находились далеко, а во-вторых – служили королеве.
    По правилам игры пешки ограничены в своих возможностях продвижения к цели, им надлежит двигаться только вперед без права возврата на исходные рубежи. Но это не смущало самолюбивую пешку. Напротив, прямолинейный путь к поставленной цели окрылял ее и, на минутку забывая, что у подруг столько же шансов стать королевой, сколько и у нее, бойкая особа строила глазки фигурам, склоняя их к мысли, что она единственная, на кого следует обращать внимание в этой игре.
    Она дарила всем улыбки, она кокетничала с целым легионом, выстроенном на ближнем фланге. И со стороны могло даже показаться, что пешка смела, поскольку пыл самонадеянности, сияющий в ее глазах, легко было счесть за блеск отваги. К тому же по условию игры именно ей достался первый ход.
    Не знак ли это свыше? Конечно, знак! – уверовала она.– Я отмечена провидением как достойнейшая изо всех. Не кому-нибудь, а именно мне выпала почетная миссия предстать на всеобщее обозрение перед фигурами посреди шахматной доски.
    Тщеславная пешка торжествовала. Она оставила подруг далеко позади, с циничным удовлетворением сознавая, как выгодно отличается она теперь и своим положением, и благородным белым цветом.
    Белый цвет,– размышляла она,– не только признак аристократии, но и залог состоятельности того, что у нее, вполне возможно, голубая кровь!
    От этой вздорной мысли она проникалась сознанием мнимых заслуг, все более укрепляясь в лестных предположениях.
    А что? – рассуждала она.– Весьма резонно. Все же я из королевской свиты...
    И заурядная пешка кичилась своими домыслами пуще иного именитого вельможи.
    Возомнив себя важной персоной, ей на самом деле стало казаться, что все вокруг одержимы желанием сражаться исключительно ради нее. Разворачивающееся сражение виделось ей восторженной феерией восхождения ее собственной персоны на королевский престол.
    Первой пала на поле брани ее ближняя подруга, ферзевая пешка, предоставляя возможность гордячке продвинуться на шаг вперед. Таким образом, выдвинувшись еще дальше, она и впрямь уверилась в мысли, что все вокруг только и делают, что оспаривают право удостоиться чести – сложить голову подле ее прелестных ног.
    Все обстоит именно так,– заключила она горделиво. И пожелала продвинуться дальше.
    Однако на этом рубеже неприятельский конь преградил ей дальнейший путь. Пришлось пустить в ход женские соблазны, коими она легко сразила белого офицера со свиты своего короля. Ее откровенные намеки мгновенно вскружили его армейскую голову, и он бросился к очаровательной фрейлине напролом ради легкого флирта, столь же весомого для бравого вояки, как сигнал к атаке гарнизонной трубы.
    Как подобает офицеру, он был горяч как пламя, бесстрашен как обреченный редут, стремительный как приказ к наступлению и целенаправленный как пушечное ядро. Поэтому нет ничего удивительного в том, что он расчищал пешкин путь с таким рвением, что его верный соратник в былых сражениях, белый конь – поотстал, натолкнувшись на неприятельские заслоны.
    Галантность белого офицера была тут же отмечена признательной улыбкой дамы сердца, которая, между прочим, не теряла времени зря. Она уже заманивала в свои сети зазевавшегося коня с тайной уверенностью, что он быстрее всех вывезет ее к намеченной цели. Конь, в свою очередь очарованный пешкой, тянулся к ней изо всех своих сил, но поскольку бравый офицер подоспел чуточку раньше, то первым сложить голову досталось не коню.
    – Такова жизнь,– с сокрушенным видом промолвила пешка и вздохнула, ступая в клеточку, расчищенную для нее потерявшим голову кавалером.
    Пешка казалась удручена. Она выдержала скорбную паузу по всем правилам женского искусства, всплакнув мимоходом по исчезнувшему ухажеру и театрально обронив фальшивую слезу, коварная соблазнительница быстро пришла в себя. Расправив платьице, попудрив личико, она взялась приковывать к себе внимание второго, замешкавшегося поклонника.
    Не отвлекаясь по мелочам, она сосредоточила на нем свое внимание и расточала обаяние так искренне и столь обильно, сколь велико было ее стремление заполучить лошадиную голову и возможно скорее. Но эта скотина была так медлительна, что ищущая признания женская натура успела завлечь более резвую жертву – фигуру с ферзевого фланга. Благодаря такому удачному стечению обстоятельств, лукавая сердцеедка продвинулась еще на шаг к заветной цели, и в предвкушении близкого триумфа даже не обратила внимания, что сталось с той фигурой. Ей это было ни к чему; фигура была не из ее окружения.
    Затем приспела очередь коня. Раздосадованный тем, что он плетется в хвосте у судьбы, белый конь совершил отчаянный ход во имя победного исхода битвы и невольно, краем своего героического поступка, снимавшего угрозу в центре сражения, пособил и королевской пешке продвинуться на шаг вперед. Она, понятно, тут же возомнила, что его жизнь предназначалась исключительно ей одной. Но как большинство ветреных натур, тотчас выбросила его из головы. Этот конь был третий в пешкиной судьбе и, естественно, она о нем быстро забыла. Она уже охмуряла ладью обольстительными улыбочками, бросала на него призывные взгляды, передавала ему пальму первенства и откровенно раздражалась его невнимательностью. Ведь она была почти королева. У ее ног лежала последняя горизонталь!
    Ладья оказался стойким, умудренным опытом бойцом. Он сдерживал натиск неприятеля на правом фланге и своим недюжинным умом отлично понимал все пешкины расчеты. Но в его планы не входило сватовство во время военной баталии. Королевство было в опасности, и ради него он самоотверженно принес себя в жертву. Однако бессердечная повесница причислила его падение в свой актив, как победу над еще одним поклонником. Правда, незадачливым, так как от него она не заимела выгоды ни чуть-чуть.
    И тут случилось непредвиденное. Даже самомнительная пешка не прочила себе такой неожиданный поворот судьбы. Ее величество, белая королева, сразилась за пешкино право ступить на королевский трон. Она скрестила оружие с неприятелем и пала поверженная, открывая тем самым долгожданный ход, необходимый для общей победы.
    Сбылся пешкин каприз! С душевным трепетом ступила она на последнюю, заветную горизонталь – и вся преобразилась.
    О, как возликовала преуспевшая баловница судьбы! С какой самозабвенной радостью она сменила неказистое пешечье платье на королевский роскошный наряд! И не преминула поставить на вид уцелевшим фигурам сие знаменательное событие:
    – Вы видели? Бывшая королева сочла за честь – пасть у моих ног! Отныне я – ваша КОРОЛЕВА!
    Ей не внимали, всем было недосуг, всех занимало сражение. Решался исход битвы: быть королевству иль не быть? И сам король, глядя на это опечаленно, стоял в отдалении, скрестив в задумчивости руки на груди.
    Он грустит по утраченной подруге,– истолковала его печаль на свой лад недалекая пешка. Будучи сама себе на уме, она высокомерно оглядела своих новых подданных, верой и правдой сражавшихся за нее, и ринулась к королю, оставив на произвол судьбы все уцелевшие фигуры и все королевство.
    – Мой повелитель! – молвила она, склонив игриво голову перед монархом.– Я Вас утешу. Скрашу Ваш досуг.
    И от избытка чувств, заговорила стихами...
    – Не время праздновать,– остановил ее король.– Сражение пока не выиграно. Помимо песнопений у нас еще масса первоочередных дел.
    Молодая особа, оскорбленная в своих лучших чувствах, поджала губки.
    – Ах, так! – уязвлено воскликнула она.
    И ушла к другому королю.
    – Я Ваша верноподданная,– представилась она черному монарху, возлагая на него все-все свои изящные надежды. Ведь ей так хотелось лирических бесед, признаний в любви, разглагольствований об искусстве и всяких тонкостях возвышенной души,– словом обо всем том, чего так жаждет истосковавшаяся по изысканному обществу молодая пылкая натура.
    – Не верьте ей,– предостерег неприятельский офицер своего короля.– Имейте в виду: она – перебежчица.
    – Да как ты смеешь! – возмутилась королевская пешка.– Ведь я – КОРОЛЕВА!
    – Бывшая королева,– с великосветской улыбкой, как истинный король, промолвил глава черной свиты.– Вы были королевой, теперь вы – моя наложница.
    – О, повелитель! – с томным придыханием откликнулась она, зачарованная изысканностью речи и светскостью черных манер.– Быть Вашей наложницей истинное наслаждение.
    Она жеманно улыбнулась черному монарху, готовая сбросить свое белое платье, лишь бы снискать его королевское расположение. Она брала в расчет, что исход сражения пока не ясен и, как знать, не представится ли случай принарядиться черной королевой.
    – Я с удовольствием сменю свое белое опостывшие облачение на полный роскоши черный убор,– доверительно призналась она своему новому повелителю.
    Эти слова услышал ее бывший король.
    – Пожалуй, вы правы,– произнес он.– Черный цвет вам больше к лицу.